…Благоговейно вспоминаем и торжествуем мы ныне тот единственный во временах день, то великое мгновение, когда велия благочестия тайна – «Бог во плоти», не в слове только, но в силе Вышнего, – принесена архангелом Гавриилом на землю, скрыта в чистом сердце и в приснодевственной утробе Преблагословенныя Марии, запечатлена смиренным Ее молчанием. После сия «тайна, сокровенная от век и от родов»[3], превратилась во всемирную славу: но тем не менее и теперь еще остается тайною. «Велия есть благочестия тайна, Бог явися во плоти…»[4]

Дивились без сомнения сей тайне и на небесах, когда она там открылась, когда Иисус Христос, воскресший и возносящийся, дабы сесть одесную Бога Отца, показался Ангелам в невиданной ими славе Богочеловека. Небесное удивление, как и все небесное, прекрасно. Дивились Ангелы и тайне и славе Богочеловека: но не смущались. Вопрошали: Кто есть сей Царь славы? Но не любопытствовали, не сомневались; желали знать, чтобы благоговеть; и прежде, нежели провозглашено им разрешение вопроса их: Кто есть сей Царь славы? – они уже принимали Его как Царя славы, потому что уже взывали: Возьмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечныя: и внидет Царь славы[5].

Чем более непостижимою видят они тайну, тем более находят ее достойною непостижимого Бога, тем более благоговеют, тем более славят Бога, тем более просвещаются Его славою и блаженствуют. Там ведение и слава не противоречат и не завидуют тайне… Но земля так ли приемлет дивную тайну Бога во плоти, – земля, для которой собственно сия тайна и изобретена, и употреблена, и сокрыта, и открыта, и низведена, и вознесена, и предана позору, и прославлена?

…Воистинну благословенна в женах единственная Пресвятая Дева, которая представила Себя достойным хранилищем пришедшей с небес тайне, чтобы она не обратилась вспять, как наполненный сокровищами корабль от берега, не имеющаго пристани; – которая, быв возводима в превыспренний сан Богоматери, не попустила своему помыслу, ниже на один волос, подняться из глубины смирения; – которая умела обнять безконечное Слово Божие столь малым словом человеческим: «се раба Господня, буди мне по глаголу твоему»[6]. После Ея благословим и тех, которыми тайна Бога во плоти «веровася в мире», которые оную с верою приняли, верно сохранили, проповедали всем народам; – чрез которых она, в неизменной чистоте, в неуменьшенной силе, и до нас достигла. Но это те, которые хотя и «в мире суть» <…>, однако «не суть от мира»[7].

А мир? – Он не хотел было принять спасительной для него тайны Божией: по слуху о ней, он возстал было в тревоге, чтобы подавить ее, чтобы затмить ее лжами, запутать вымыслами, покрыть презрением и клеветами, чтобы преградить ей путь мечем, залить ее кровию ея свидетелей, погребсти в их могилах, сжечь в огне, потопить в воде, истребить всеми возможными способами истребления. Не удалось! Вопреки усилиям мира тайна Бога во плоти превратилась, как я уже сказал, во всемирную славу. Но и теперь сколько еще людей, которые или не познали сей тайны, или, познав, не приняли! И что еще прискорбнее, даже между теми, которые получили оную по наследству от отцев и праотцев, или остаются, или вновь являются такие, которые не знают, что делать с сею непонятною тайною; спрашивают, то с любопытством, – почему для спасения человеческаго рода употреблено столь необычайное средство – воплощение Божества; то с сомнением, – неужели без сего невозможно спасение человека. А где любопытство, там еще нет чистаго ведения; где сомнение, там еще нет полной веры <…>

Тайна гонит от себя прочь любопытство по тому самому, что есть тайна. Она призывает к себе веру: впрочем не возбраняет ей мимоходом пользоваться пособием скромнаго размышления, для снятия с Ея пути претыканий, которыя бросает на него сомнение…

<…> Этот праздник вновь и вновь напоминает нам о замечательном событии, которое произошло некогда, уже около двух тысяч лет тому назад. Но Церковь вспоминает это не просто как некогда бывшее, а как и реально совершающееся постоянно для всего человечества.

Святой Григорий Палама говорит, что Богоматерь была неоднократно уговариваема Духом Святым, чтобы Она приняла благовестие, и только после того, как Она согласилась внутренне, в сердце Своем, тогда и последовало явление Архангела, который и возвестил Ей: радуйся! Радуйся, – ибо Она обрела благодать у Бога, и родит Спасителя всего мира.

И сейчас, в наше время, по молитвам Богоматери каждый из людей может сподобиться этого же замечательного приветствия: радуйся, человек, ибо Богородица Своими материнскими молитвами умолила Своего Сына и Бога чтобы Он прикоснулся к твоему сердцу, чтобы ты наследовал вечную радость со Христом, с Ее Сыном. <…>

Когда мы отмечаем праздники Богоматери, мы всегда слышим одни и те же слова: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие»[3]. Блаженство это Божия Матерь обрела благодаря тому, что Она послушна была Небесному Отцу. День и ночь Она поучалась в законе Божием. И вот это смирение, это послушание и сподобило Ее принять величайший дар – послушание Богу.
Бог уважает человеческую свободу, и только лишь тогда Он действует в человеке, когда тот соглашается добровольно на принятие Его благой воли. Ведь Бог – наш Небесный Отец, Он и даровал нам закон – закон Божественной любви, исполнение которого предполагает наше же благо. Его воля – благая, Его закон – благой. Но почему же в таком случае так конфликтно испытывает человеческое сердце вот эту связь с Божественным даром? Люди постоянно не соглашаются, им трудно принять волю Божию, поскольку они удалились далеко от Христа. И верит-то человек Богу настолько, насколько Он не мешает ему жить так, как хочется. Он на все согласен, но в ту меру, в какую это не нарушает его желания и его собственной человеческой воли: ведь здесь необходим подвиг. Богоматерь и учит нас этому подвигу …

«Се, Раба Господня»[4], – сказала Богоматерь и приобрела величайший дар. Ведь как часто приступает Божественная благодать к человеческому сердцу, и здесь-то начинается конфликт с Богом. Но заставь себя смириться, послушай Божественного гласа, ибо этот Божественный глас – глас любви, обращенный к нам. Бог не может нарушить твою свободу, Он ее уважает, ибо свобода делает нас сродни Богу. Он свободное Существо, и мы свободны. Мы – личности, но мы призваны к свободному единению. Любовь к Богу – вот единственная возможность, когда человек может соединиться с Ним, с Самим Творцом. И если бы мы приступили к Престолу Божию прямо сию минуту, мы были бы поражены необычайным явлением: Бог, пребывающий во свете, Он же есть наш Небесный Отец, Который есть Любовь.

И не удивляемся же мы с вами, почему мы так противимся Божественной воле? Ведь Он же Благ, Он же – Любовь, Он же наш Отец! Велик эгоизм человеческий. Человек, утверждаясь на своей воле, думает, будто знает, что для него лучше. И вот исполнение своей-то падшей воли его и губит.

Богоматерь, постоянно размышляя над Божественным Писанием, благоговела перед волей Божией. Она возрадовалась явлению Архангела, ибо знала, что если Бог – Ее Небесный Отец, то Он принесет Ей величайшую радость.

И вот, дорогие братья и сестры, когда Божественная благодать приступает к нашему сердцу, будем смиренно слушать Божественный глас, – смиренно, и тогда услышим замечательное приветствие: радуйся, человек, ты спасён; радуйся, ибо ты в смирении своем обрел благодать, которая и соединит тебя со Христом для вечной жизни.

…В месяц шестый – говорится – послан бысть Ангел Гавриил от Бога к Деве обрученней мужеви. Послан Гавриил возвестить всемирное спасение. Послан Гавриил принести рукописание об освобождении Адама. Послан Гавриил к Деве, дабы изменить бесславие жены в честь. Послан Гавриил приготовить достойное жилище Жениху. Послан Гавриил обручить творение с Творцом. Послан Гавриил к одушевленному чертогу Царя Ангелов. Послан Гавриил к Деве, хотя обрученной Иосифу, но блюдомой для Иисуса Сына Божия. <…> Послан непричастный греху к беспорочной. Послан светильник предвозвестить Солнце правды. Послан утренний свет быть предтечею Света дня. Послан Гавриил возвестить о пребывающем в недре Отца и в ложеснах Матери. Послан Гавриил указать Того, Кто – на престоле и в вертепе. Послан воин открыть тайну великого Царя, – тайну, говорю, разумеваемую верою и недоступную любопытству, – тайну достопокланяемую и неисследимую, – тайну, усвояемую богословствующим, но неизмеряемую простым умом.

В шестый месяц послан бысть Гавриил к Деве. В какой шестой месяц? В тот, в который Елисавета приняла радостную весть, в который зачала Иоанна. Откуда это видно? Это изъясняет сам Архангел, говоря с Девою. Се Елисавет, говорит он, южика [родственница] твоя, и та зачат сына в старости своей: и сей месяц шестый есть ей нарицаемей неплоды; потому в шестой месяц по зачатии Иоанна, [что] Воин и оруженосец должен был предшествовать <своему Вождю>, и слуге надлежало предварить пришествие своего Владыки.

В месяц шестый послан Ангел Гавриил к Деве, обрученней мужеви, – обрученной, но несопряженной, – обрученной, но сохраненной. Для чего обрученной? – для того, чтобы враг не тотчас уведал тайну. Что чрез Деву имел прийти Царь, – это знал лукавый, потому что и он слышал слова Исаии: се Дева во чреве зачнет и родит Сына; поэтому постоянно наблюдал изречение о Деве, чтобы устроить бесславие в то время, когда надлежало исполниться этому таинству. Посему Владыка, чтобы сокрыть это от лукавого, пришел чрез обрученную: так как обрученная потом была вручена жениху.

В шестый месяц послан Гавриил к Деве обрученней мужеви, емуже имя Иосиф. Послушай, что об этом муже и об этой Деве говорит Пророк: дастся книга сия запечатленная человеку, ведущему писания[2]. Что же это за книга запечатленная, если, без сомнения, не пренепорочная Дева? Кем она дается? – очевидно, священниками. Какому человеку? – древоделу Иосифу. Священники, обручив Марию целомудренному Иосифу, вверили ему Ее в ожидании времени брака; а Иосиф, приняв Ее, имел сохранить Деву в чистоте, как задолго предсказал Пророк: дастся книга сия запечатленная человеку, ведущему писания, и речет: не могу прочести. Почему же ты, Иосиф, не можешь? Не могу – говорит он – прочести: запечатленна бо. Для кого же хранится Она? – блюдется для Творца всяческих в жилище... Но возвратимся к своему предмету.

В шестый месяц послан бысть Гавриил к Деве, получив [без сомнения] такие повеления: «иди, Архангел, и будь слугою страшного и сокровенного таинства; послужи чуду. Движимый милосердием, Я спешу сойти для взыскания заблудшего Адама. Грех обезобразил созданного по образу Моему, повредил творение рук Моих, помрачил красоту, Мною созданную. Волк пожирает Мою юницу; жилище рая пусто; древо жизни охраняется пламенным оружием; место сладости заключено. Я хочу помиловать бедствующего и связать врага; но хочу сокрыть таинство от всех Сил небесных, и тебе одному вверяю его. Иди к Деве Марии; иди к одушевленному граду, о коем сказал Пророк: преславная глаголашася о тебе, граде Божий[3]. Иди к словесному Моему раю; иди ко вратам востока; иди к жилищу, достойному Меня – Слова; иди ко второму на земле небу; иди к легкому облаку и возвести ему дождь Моего пришествия; иди к святилищу, для Меня предуготованному; иди ко храму Моего воплощения; иди к чистому чертогу Моего по плоти рождения. Поведай во уши разумного ковчега, да отверзет Мне входы слуха. Но не устраши и не смути души Девы. Предстань тихо пред святилищем и прежде всего возвести Eй радость; скажи Марии: “Радуйся, Благодатная! потому что Я помилую падшую Еву”».

Святое Евангелие умалчивает о родителях Богоматери; оно представляет праведного Иосифа попечителем ее и младенца Богочеловека. Должно быть: родители Богоматери, произведши бесценный плод свой в самых преклонных летах, вскоре после того скончались.

«Бог, говорит святый Иоанн Дамаскин, устроил так, что Отроковица (Отроковицей названа Богоматерь по юности возраста своего) священниками обручается с Иосифом. Новая Книга вручается ведущему Писания[1]. Это обручение Деву охраняло». Праведному Иосифу было восемьдесят лет[2], когда обручена была ему четырнадцатилетняя Дева. По закону иудейскому она была обручена ему, как лицу, принадлежащему к колену Иуды и племени Давида, к которым принадлежала и Божия Матерь. Пребыв у него в доме четыре месяца, она услышала благовестие из уст Архангела, и зачала Богочеловека.

Смиренная Мария не решилась поведать обручнику, что ей явился великий Архангел, что она сделалась чудным Божиим храмом. Когда Иосиф узнал от Ангела, явившегося ему во сне, великое значение обрученной ему Девы, — он понял все значение обязанности своей относительно ее, сделался ее служителем, совершая святое служение свое с благоговением и страхом, как говорит блаженный Феофилакт Болгарский. Он получил к ней чувство глубокого уважения, подобное тому, какое ощутила и выразила святая Елисавета, удостоившись посещения Богоматери. Откуда мне сие, воскликнула она, откуда мне эта величайшая почесть, это величайшее счастье, да приидет Мати Господа моего ко мне? Не только праведные человеки исполнились благоговения к Богоматери, — самый Архангел Гавриил, произнося благовестие, предстоял ей с благоговением. Совершенно иначе он обошелся со святым Захариею, возвещая ему рождение Иоанна, величайшего между пророками. Так! Святые Ангелы и святые человеки благоговеют пред Приснодевой; дерзкие и хульные суждения о ней свойственны только духам отверженным, огласившим и небо и рай богохульством, — свойственны растленным человекам, вступившим в единение с духами отверженными.

…У Святой Девы было чрезвычайно приличное имя; именно, она наречена была Марией, что знаменует просвещение. Ибо что блистательнее света девства? Почему и добродетели называют девами те, которые хорошо судят об их сущности. Если же такое благо иметь девственное сердце, то какова будет плоть, вместе с душой упражнявшаяся в девстве. Так и Святая Мария, будучи во плоти, стяжала непорочное жительство и сказанное архангелом воспринимала верою.
Тогда со тщанием она отправилась к Елисавете, своей родственнице, и вошла в дом Захариин и приветствовала Елисавету, подражая ангелу, и когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец радостно во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святого Духа[2]. Итак, глас Марии был действенным, и Елисавета исполнилась Святого Духа, Который как бы из неиссякаемого источника посредством уст излил реку дарований чрез пророчество родственнице ее, и ногам младенца, связанным утробой, подал взыграние и радование. Это именно было знаком чудесного плясания, ибо где является благодатная, там все исполняется радости.

И воскликнула громким голосом Елисавета, и сказала: благословенна ты между женами, и благословен плод чрева твоего! И откуда это мне, что пришла матерь Господа моего ко мне[3]. Благословенна ты в женах, – ибо ты соделалась для них началом воссоздания. Ты дала нам дерзновение на вход в рай и отогнала древнюю скорбь. Ибо после тебя род жен больше не подвергается поношению. Наследники Евы больше не страшатся древнего проклятия и болезней рождения; поелику Христос, Искупитель рода нашего, Спаситель всего естества, духовный Адам, уврачевав язвы земного Адама, происходит из святого Твоего чрева. Благословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего. Ибо плод Твой явился насадителем всех благ.

Славное мы видим и [слышим] – речи неплодной [т. е. Елисаветы]: но еще более славное слово провещала святая Дева и возносит Богу песнь, исполненную благодарения Богу, благоухания и богословия; с древним она возвещает новое; с тем, что было от веков, проповедует то, что будет до скончания веков, и в кратком слове возглавляет тайны Христовы. И сказала Мария: величит душа моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе моем и далее. Воспринял Израиля отрока Своего, воспомянув милость свою и завет, который положил Аврааму и семени его до века[4].

<…> Итак, эту пророческую песнь воссылала святая Богородица Богу, говоря: величит душа моя Господа и возрадовался дух мой о Боге Спасителе моем, что сотворил мне величие Сильный, и свято имя Его; ибо соделавши Меня Богородицей, Он в то же время сохранил меня и девой, и чрез мою утробу во освящение всех родов возглавляется исполнение. Ибо Он благословил всякий возраст, мужей и жен, юношей и детей и старцев. Сотвори державу мышцею своею за нас против смерти и диавола и разодрал рукописание наших грехов. Расточи гордые мыслью сердца их. Расточил самого именно диавола и всех воинствующих для него демонов. Ибо он поистине был горд сердцем, поелику дерзнул сказать: выше облаков небесных поставлю престол мой и буду подобен Вышнему[5]. А как теперь расточил его, пророк показал в следующих затем словах, говоря: ныне же снидешь во ад ты и все твое воинство[6]; ибо всюду расточил его жертвенники для служения суетным богам, и из язычников уготовал себе особенный народ.

Низложи сильные со престол и вознесе смиренные. Этим кратко указывает и на извержение иудеев и на введение язычников. Ибо иудейские старейшины и книжники, сведущие в законе, и те, которые были богаты прочими преимуществами, противозаконно злоупотребили своим богатством и властью, почему Он низложил их со всякого престола, а именно: пророчества и священства, законодательства, учительства, наследственного богатства, жертвоприношений и множества празднеств и достоинства царства. Всего этого лишенные, изгнанные и обнаженные, они были отправлены в плен. Смиренные же вместо них люди из язычников, жаждущие правды, вознеслись, поелику они, показавши свое смирение и одержащий их голод боговедения, подобно хананеянке молили о слове Божием, как крупицах, и посему они исполнились богатства божественных тайн; ибо все наследие божественных благ родившийся от Девы Христос Бог наш передал во языки.

Восприят Израиля отрока своего, и не всякого Израиля, но отрока, который делом доказывает свое благородное происхождение от Израиля, и посему Богородица нарекла его отроком и наследником. Ибо обретши его труждающимся в писании и усердно занимающимся законом, она призвала его благодатью. Назвавши такового Израилем, она восприняла помянуть милости, как говорил отцам нашим, Аврааму и семени его до века. В этих немногих речениях она вмещает все таинство домостроительства. Ибо Христос, желая спасти род человеческий и исполнить завет ко отцам, приклонил некогда небеса и нисшел, и таким образом, насколько мы можем вместить, Он открывается нам, чтобы мы были в силах видеть Его и осязать и слышать, когда Он говорит. Ради сего Бог Слово удостоил воспринять плоть и совершенное человеческое естество от жены, Святой Девы, и родился человеком, чтобы уплатить наш долг и исполнить даже до Себя самого установления завета с Авраамом, обрезания и прочих законных предписаний.[7]

«Рече Мариам: се раба Господня, буди мне по глаголу твоему»[2]. Вот слова земныя, но которыя, подобно небесным, чище искушеннаго сребра, вожделеннее злата, ценнее драгоценных камней. Вот сокровище, котораго пять тысяч лет небеса искали на земле, и которое открыть послан был один из ближайших предстоятелей небеснаго Престола!

Подлинно, Архангел Гавриил не только принес Деве Марии слово Божественного благовещения; но и взыскал услышать от Нея слово соответствия. Когда он произнес только слово приветствия: радуйся, благодатная: Господь с тобою; благословенна ты в женах: то благовещение о Спасителе мира почти уже совершилось; потому что этим ознаменована и указана Матерь Господня. Но как Дева смутилась и, размышляя, молчала; то Архангел продолжил и усилил слово благовещения: родиши Сына; Сей будет велий и Сын Вышняго наречется; царствию Его не будет конца.

Теперь благовещение со стороны Архангела решительно совершилось: однако он еще не считает дела своего посольства конченным, потому что не то, которого ждет, слышит слово: како будет сие, идеже мужа не знаю? Наконец, он разрешает этот вопрос: Дух Святый найдет на тя, и получает взыскуемый ответ: се раба Господня: буди мне по глаголу твоему. И вот искомое сокровище открыто. Радостным благовещением от неба приобретено благовещение от земли небу, взаимно вожделенное. Теперь небесное посольство совершенно достигло своей цели. И отъиде от нея Ангел <…>

Что ж это значит? что значит, что воплощение Сына Божия предваряется небесным благовещением, и что это благовещение не только изрекается вседержавною волею Господа, но и взыскует соизволения рабы Его? Разве Вседержитель не властен действовать не предваряя и не ожидая соизволения? Для чего так нужны были небу эти земные слова: се раба Господня: буди мне по глаголу твоему?

– Нужно это было и для достоинства Матери Господней, и для самого дела воплощения Бога Слова <…>

…Никто не станет сомневаться в том, что для избрания быть Материю Господа требовалось в Избираемой высочайшее, возможное на земле достоинство, совершенство. Но в чем состоять может достоинство существа разумного и свободного, если не в чистых и возвышенных воззрениях ума и движениях свободной воли? И потому надлежало дать им место, чтоб основалось, утвердилось и, к утешению и назиданию нашему, открылось в Деве Марии высокое достоинство Матери Господней. Так: Ея смущение от высокого Архангелова приветствия было движением души глубоко смиренной; удержание этого смущения в молчаливом размышлении знаменовало мудрость, твердость и спокойное величие духа; в вопросе: како будет сие, идеже мужа не знаю? выразилась неизменная любовь к чистоте девства; наконец, в решительном изречении: се раба Господня: буди мне по глаголу твоему, – изрекло себя послушание веры.

«Дивна дела Твоя, Господи! Дивны Твоя тайны, Богородице!» Кто слышит Твой тихий глагол в Твоей затворенной молитвенной храмине? Кто провидит, какия огромныя дела ведет за собою Твое малое слово? Мир ощущает ли сию минуту, в которую делается перелом всецелой судьбы его, в которую изменяются отношения между землею и небом? <…>

В целом мире никому, кроме Единыя, не ведомо благовещение Архангелово, когда оно совершается: а оно долженствует огласить весь мир, когда совершится. И услышав равно простыя, по-видимому, слова благовещения Мариина: «се раба Господня: буди мне по глаголу твоему», – кто исчерпал бы весь их разум, ощутил бы всю их силу? А их разум сливается с бездною разума Божия, и объемлет время и вечность; их сила сопрягается с силою Вышняго, и преображает землю, и наполняет небо.

Смиритесь, пытливые изследователи! Чудитесь и радуйтесь, смиренные созерцатели! Брось, кичливый разум, ломкия оружия своевольнаго мудрования, и возлюби свободный плен веры!

Ты же, благомысленно ищущая своего спасения душа, вразуми себя словом и примером Преблагословенныя Девы, как высоко возводит, как многое совершает, как совершенно благоугождает Богу скромная и неблистательная, по видимому, добродетель, – послушание веры.

<…> Рече же Мариам: се раба Господня: буди мне по глаголу твоему. Не великия, по видимому, слова, но великое дело в них заключается…

И все мы нередко называем себя «рабами», даже рабами человеков, правда не всегда с готовностию на самом деле быть тем, чем себя называем; но иногда и самым делом, даже без нужды и обязанности, раболепствуем человекам. Трудно ли, по-видимому, назвать себя «рабом» или «рабынею Господа», Которому мы все, по необходимости, рабы, желаем ли, или не желаем быть и называться таковыми? «Глаголом Его» все сотворено в начале, и доныне, когда ни посылает Он глагол Свой на землю, глагол сей не может возвратиться к Нему тощь. Посему не трудно, кажется, и то, чтобы на посланный от Него глагол ответствовать изъявлением согласия, «да будет по глаголу Его», так как сие уже должно быть непременно.

Разсуждая таким образом, без внимания оставили бы многие, а, может быть, некоторые и оставляют без внимания слова Мариами; но дело, которое открывается в след за ея словами, должно пробудить все внимание каждаго мыслящаго. Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное: «да будет»[9], слово Творца производило в мир твари: но в сей безпримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла свое кроткое и послушное «буди», – едва дерзаю выговорить, что тогда соделалось, – слово твари низводит в мир Творца. И здесь Бог изрекает Свое слово: «зачнеши во чреве и родиши Сына»; – «Сей будет велий»[10]; – «воцарится в дому Иаковли во веки»[11]; но, – что опять дивно и непостижимо, – самое Слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии: «како будет сие»[12]? Потребно было Ея смиренное: «буди», чтобы воздействовало Божие величественное: «да будет».
Что ж за сокровенная сила заключается в сих простых словах: «се раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему», и производит столь необычайное действие? – Сия чудная сила есть чистейшая и совершенная преданность Мариами Богу, волею, мыслию, душею, всем существом, всякою способностию, всяким действием, всякою надеждою и ожиданием.

Итак Иосиф, будучи праведным, т. е. добрым и кротким, «хотел тайно отпустить Ее». Для того евангелист описывает случившееся еще во время незнания Иосифова, чтобы ты не сомневался в происшедшем по узнании. Хотя подозреваемая не только заслуживала быть опозоренною, но закон повелевал даже наказать Ее, однако Иосиф избавил Ее не только от большего, но и от меньшего, т. е. от стыда, – не только не хотел наказать, но и опозорить.

Не признаешь ли в нем мужа мудрого, и свободного от мучительнейшей страсти? Вы сами знаете, что такое ревность. Потому-то, вполне знавший эту страсть, и сказал: «Ревность – ярость мужа, и не пощадит он в день мщения»[2]; «Люта, как преисподняя, ревность»[3]. И мы знаем многих, которые готовы лучше лишиться жизни, нежели быть доведенными до подозрения и ревности. А здесь было уже не простое подозрение: Марию изобличили ясные признаки беременности; и однако, Иосиф столько был чужд страсти, что не захотел причинить Деве даже и малейшего огорчения. Так как оставить Ее у себя казалось противным закону, а обнаружить дело и представить Ее в суд значило предать Ее на смерть, то он не делает ни того, ни другого, но поступает уже выше закона. Подлинно, по пришествии благодати, надлежало явиться многим знамениям высокой мудрости. Как солнце, не показавши еще лучей, издали озаряет светом большую часть вселенной, так и Христос, восходя из девической утробы, прежде, нежели явился, просветил всю вселенную. Вот почему еще до рождения Его пророки ликовали, и жены предсказывали будущее, и Иоанн, не выйдя еще из утробы, взыгрался во чреве. И Иосиф показал здесь великую мудрость: не обвинял и не порицал Девы, а только намеревался отпустить Ее.

Когда он находился в таком затруднительном положении, является Ангел и разрешает все недоумения. Здесь достойно исследования, почему Ангел [не предупредил Иосифа] прежде, пока муж не имел еще таких мыслей, но пришел тогда, когда он уже помыслил: «Но когда он помыслил это»[4], – говорит евангелист, Ангел приходит. Между тем Деве благовествует еще до зачатия, – что опять приводит к новому недоумению: если Иосифу не сказал Ангел, то почему Дева, слышавшая от Ангела и видя жениха своего в смущении, умолчала и не разрешила его недоумения?

Итак, почему ангел не сказал Иосифу прежде его смущения? Прежде надобно разрешить первый вопрос. Почему же не сказал? Чтобы Иосиф не обнаружил неверия, и с ним не случилось того же, что с Захариею. Не трудно поверить делу, когда оно уже пред глазами; а когда нет и начала его, тогда слова не так легко могут быть приняты. Потому-то ангел и не сказал сначала; по той же причине молчала и Дева. Она думала, что не уверит жениха, сообщив о необыкновенном деле, а напротив огорчит его, подав мысль, что прикрывает сделанное преступление. Если сама Она, слыша о даруемой Ей такой благодати, судит по-человечески: и говорит: «Как будет это, когда Я мужа не знаю?»[5], – то гораздо более усомнился бы Иосиф, особенно слыша это от подозреваемой жены.
Вот почему Дева вовсе не говорит Иосифу, а Ангел является, когда потребовали обстоятельства. Почему же, скажут, не также поступлено и с Девою, почему и Ей возвещено не после зачатия? Чтобы предохранить Ее от смущения и большего смятения. Не зная дела ясно, Она естественно могла бы решиться сделать с собою худое, и, не перенесши стыда, прибегнуть к петле или к мечу. Поистине, Дева была во всем достойна удивления; и евангелист Лука, изображая Ее добродетель, говорит, что, когда услышала приветствие, не вдруг предалась радости и поверила сказанному, но смутилась и размышляла: «Каково будет целование сие»[6]?

Будучи таких строгих правил, Дева могла бы от печали лишиться ума, представив стыд и не видя надежды, чтобы кто-нибудь поверил Ее словам, что Ее беременность не следствие прелюбодеяния. Итак, чтобы этого не случилось, Ангел пришел к ней до зачатия. Надобно было, чтобы не знала смущения Та, в чью утробу взошел Творец всяческих; чтобы свободна была от всякого смятения душа, удостоившаяся быть служительницею таких тайн. Вот почему ангел возвещает Деве до зачатия, а Иосифу во время беременности Ее.
Многие по простоте и по недоразумению находили разногласие в том, что ев. Лука упоминает о благовествовании Марии, а св. Матфей о благовествовании Иосифу, не зная, что было то и другое. То же самое необходимо наблюдать и во всем повествовании; таким образом мы решим многие кажущиеся разногласия.
Итак, Ангел приходит к смущенному Иосифу… Доселе явления не было как по сказанной выше причине, так и для того, чтобы обнаружилось любомудрие Иосифа. А когда дело приблизилось к исполнению, «Сия же ему помыслившу…», Ангел, наконец, во сне является Иосифу.

Примечаешь ли кротость этого мужа? Не только не наказал, но и не сказал никому, даже самой подозреваемой, а размышлял только с собою, и от самой Девы старался скрыть причину смущения. Не сказал евангелист, что Иосиф хотел Ее выгнать, но – отпустить: так он был кроток и скромен! «Но когда он помыслил это», Ангел является ему во сне. Почему же не наяву, как является пастырям, Захарии и Деве?

Иосиф имел много веры; для него не нужно было такого явления. Для Девы нужно было необыкновенное явление прежде события, потому что благовествуемое было весьма важно, важнее, нежели благовествуемое Захарии; а для пастырей нужно было явление, потому что это были люди простые. Иосиф получает откровение по зачатии, когда душа его объята уже была худым подозрением, и вместе готова перейти к благим надеждам, если бы только явился кто-нибудь и указал удобный к тому путь. Для того благовествуется после зародившегося подозрения, чтобы это самое послужило доказательством сказанного ему.

О чем никому не говорил, но только помыслил в уме, – о том услышать от ангела служило несомненным признаком, что ангел пришел и говорит от Бога, потому что одному Богу свойственно знать сердечные тайны. Видишь, сколько достигается целей! Обнаруживается любомудрие Иосифа; благовременность сказанного помогает ему в вере; самое повествование делается несомненным, так как показывает, что Иосиф был точно в таком положении, в каком следовало быть…

…Здесь столько чудес молчания, что не знаю, достанет ли у нас слова, чтоб изглаголать молчание. Иосиф видит в Мариами, чего не ожидал, и чего понять не может: но молчит, и не вопрошает Ея. Мариам видит Себя в опасности подвергнуться тяжкому подозрению, и даже осуждению: но молчит, и не открывает Своей тайны. Где и Ангел благовестник Мариами? Почто молчит он, и не успокоивает Ея от новаго смущения? Где и Ангел хранитель Иосифа? Почто он так долго не является, и не предохраняет праведника, когда чистая душа его столь удобно может омрачиться мыслию неправеднаго, и даже богохульнаго подозрения? И – если не дерзновенно вопрошать о сем – почто так долго безмолвствует и Сам, Посылающий Ангелов? Почто медлит просвещать Своего праведника, и спасать Ту, в Которой спасение мира?

«Зри», – восклицает Святый Златоуст, указуя на Иосифа в сих обстоятельствах, – зри мужа кротость: «Примечаешь ли кротость этого мужа? Не только не наказал, но и не сказал никому, даже самой подозреваемой, а размышлял только с собою, и от самой Девы старался скрыть причину смущения. Не сказал евангелист, что Иосиф хотел Ее выгнать, но - отпустить: так он был кроток и скромен»[2]. И еще: «Марию изобличили ясные признаки беременности; и однако, Иосиф столько был чужд страсти, что не захотел причинить Деве даже и малейшего огорчения. Так как оставить Ее у себя казалось противным закону, а обнаружить дело и представить Ее в суд значило предать Ее на смерть, то он не делает ни того, ни другого, но поступает уже выше закона. Подлинно, по пришествии благодати, надлежало явиться многим знамениям высокой мудрости».

…Подлинно, видно, сердце праведника уже предчувствовало Христовы заповеди, чтоб иметь «око простое»[9] и «не судить, дабы не быть судимым»[10]. Потому, он видит признаки матери, и однако не хочет предаться помыслам подозрения о Деве; имеет закон, уполномочивающий супруга, и однако не хочет судить обрученную. «Не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю». Видите, какия возвышенныя добродетели заключает в себе молчание Иосифа. Но еще выше молчание Мариами…

Иосиф молчанием облегчает затруднение чужое, и в то же время находит средство прекратить свое затруднение; а Сия в молчании носит Свою опасность, и с каждым днем молчания увеличивает Свое затруднение.

Что же значит сей непонятный подвиг молчания? – То, что Мариам есть совершенный сосуд Благодати. Ибо как вещественный сосуд негоден, когда он течет; так и духовный сосуд не достоин, если не хранит влиянной в него Благодати в ненарушимом, смиренном молчании, но течет и выдыхается без нужды и без пользы словом праздным, или нескромным, или нетерпеливым, или тщеславным; и напротив, как вещественный сосуд совершенный был бы тот, который бы не только влитое в него, но и самый дух онаго заключал во внутренности своей без малейшей утраты, и котораго бы ни удар не мог сокрушить, ни воздух или огонь разрушить: так совершенный сосуд духовный есть тот, кто имея «таинство веры в чистей совести»[11], в мире сердца, и в безмолвии всего существа своего хранит вверенную ему благодать с такою твердостию, которой никакие удары бед сокрушить, никакая страсть, никакое искушение разрушить не могут.

Если Мария говорила о Своей тайне с Елисаветою: то потому, что Елисавете уже открыта была сия тайна Духом Святым, и Он Сам говорил устами обеих; а если бы Она стала говорить о сем с Иосифом, то или по человеческой доверенности, или по человеческому страху, и следственно не по Божественному побуждению говорила бы о тайне Божественной. Теперь Она таится от того, которому, вероятно, более всех на земли открыто было сердце Ея, поелику Она избрала его стражем Своего девства. Таится с явною для Себя опасностию не только «обличения», но, как изъясняет Святый Златоуст, с опасностию «суда» и «смерти».

Такое молчание достовернейшим образом свидетельствует, что Она восприятое в недра Свои Слово крепко держит, хранит совершенно, любит паче избраннаго и обрученнаго мужа, паче всякаго земнаго утешения, паче самой жизни Своей. В сем молчании совершается непрестанная, чистая, великая жертва Богу Слову.
Безмолвная жертва Мариами совершилась; мысль Иосифа решительно утвердилась в безстрастии. Тогда слово небесное приспело увенчать подвиг молчания, прекращением затруднения Мариами, и открытием Иосифу велией тайны благочестия. «Сия же ему помыслившу, се Ангел Господень во сне явися ему, глаголя: не убойся прияти Мариам жены твоея; рождшеебося в Ней от Духа есть Свята»[12]. <…>

О дивно-молчаливая Дево![13] Не ближе ли было Тебе самой известить Иосифа о том, о чем наконец известил его Ангел? Почто ждала Ты дальняго вестника с неба? Почто не спешила на помощь праведнику, почти впадшему в несправедливость? – Без сомнения для того, «да не явишися человеком» с Твоею добродетелию, с Твоею благодатию, с Твоим достоинством, «но» единственно «Отцу Твоему» Небесному, – «Иже в тайне».
Посему не удивительно, что и Божественное откровение на время безмолствовало, чтобы дать созреть и в наставление наше открыться столь великим добродетелям[14]. Когда же безмолвная жертва Мариами совершилась, и мысль Иосифа решительно утвердилась в безстрастии: тогда и слово небесное приспело увенчать подвиг молчания – прекращением затруднения Мариами и открытием Иосифу велией благочестия тайны: сия же ему помыслившу, се Ангел Господень во сне явися ему глаголя: «не убойся прияти Мариам жены твоея; рождшеебося в Ней от Духа есть Свята»[15]…

Сегодня, братие, празднование в честь Благовещения Пресвятой Богородицы совпадает с празднованием в честь святаго Животворящего Креста. Это совпадение должно быть отмечено для нас не только тем, что мы должны духовно пережить праздник Благовещения через Святой Крест. <…>

Вы можете спросить, как может Святая Церковь праздновать вместе эти два праздника? Может быть, нужно было бы их разделить? Нет, Святая Церковь вкладывает величайший смысл в совпадение этих праздников. Может быть, много-много лет не встретится больше такого совпадения праздников, поэтому нам необходимо сейчас остановить все наше внимание на них.

Когда Божия Матерь услышала благую весть, Она смутилась. И это смущение и молчание говорят за то, что в этом рождении человеческая тварь имеет свое дело созерцания Сына Божия. Вот открывается Великая Тайна, провозглашенная в Ветхом Завете, что Семя Жены сотрет главу змия, и эта тайна является всему миру через Божию Матерь. Ответ Богоматери полон смирения: «Се, раба Господня, БУДИ ми по глаголу Твоему»[2].

Когда-то Господь, творя мир, говорил это слово: «БУДИ». «Да будет свет». «Да будет твердь посреди воды, и да отделит она воду от земли, и создал Бог твердь и отделил воду»[3].

«Да будет» – это слово творческое, им создан весь мир. Святитель Филарет говорит, что когда Господь послал к Пречистой Деве Архангела с благой вестью, то Он ожидал этого творческого слова от Нее. Предсказание Ветхого Завета не могло бы исполниться, если бы Божия Матерь не изрекла творческого слова «буди». Это величайшее дело, которое могла только сделать тварь в жизни своего Творца. Ведь не только надо знать волю Творца, но и надо творить с Ним свою жизнь. Вот если бы Божия Матерь не отдала Себя самоотверженно на служение Богу, не произнесла бы этого «буди», то не могло бы совершиться через Нее и воплощение Сына Божия. Но Божия Матерь, познав Божию волю, захотела творить ее. Бог призвал, и Она пошла за Ним. Она покорно принимает не только радость призвания, но и всю чашу беспредельных страданий Матери. Эти страдания Она уже испытывала, говоря: «Се, раба Господня».

Вот, родные мои, для многих людей воля Божия известна, и они наметили себе определенный путь, но было ли ими когда сказано: «Да будет воля Твоя»? Многие стараются волю Божию узнать через священников, через старцев, но это, родные мои, еще ничего не значит – можно знать волю Божию и не творить ее. А вот если кто скажет творческое «да будет» и в течение всей своей жизни понесет все, что связано с этим обещанием – вот это воистину дело Божие.
Пусть, родные мои, каждый из вас подумает над своей душой, а я это говорю для всех, всех, всех. Вот мы призваны и поставлены светильниками, и воля Божия на то, чем мы теперь окружены. Как бы нам надо было принять все наши условия как волю Божию! Господь призвал нас на те или иные служения, и Он ждет от нас, чтобы мы восприняли это как Его волю и ответили Ему своим творческим «да будет», ответили светлой радостью на зов Его, а не ропотом и унынием. Крест должны мы взять на рамо и понести. Вот это сознала и приняла Матерь Божия, потому и ответила: «Пусть будет так, как на то Твоя, Господи, воля». Пусть этот великий пример Божией Матери побудит и нас сказать Господу: «По Твоей милости мы призваны на служение, и по Твоей милости мы не впадем в бездну неверия и понесем с Твоей помощью всякие гонения, всякую клевету». Только помните, что главное – это ваше творческое «да будет».

И если мы подумаем обо всем этом, вникнем в то, что нам дано и сопоставим эти два праздника, тогда, как необходимость, мы должны воскликнуть: «Господи, ведь Ты наш Наставник и Покровитель, мы пойдем за Тобой. Мы рабы Твои. Да будет воля Твоя». Аминь.

«Смутися о словеси его, и помышляше»[2]… Смущается Мариам от слова похвалы, хотя нет похвалы, которой бы не была Она достойна, и которой бы не превышала Своим достоинством. Так ли мы встречаем похвалу, когда она входит в ухо наше? Думаем ли, что хотя она кажется словом Ангела, но может оказаться словом искусителя? Стыдимся ли похвалы незаслуженной, ненавидим ли похвалу пристрастную, страшимся ли даже справедливой похвалы – чтоб она не усыпила добродетели, или не повредила чистоте ее? Не поглощает ли неосторожное сердце похвалу как сладкое яство, и может быть как сладкую отраву? Не доходит ли ненасытное самолюбие до безстыдства – просить похвалы, или приписывать ее самому себе? Без застенчивости говорят иногда о себе: «я хороший христианин, я истинный сын Церкви»; они спокойны при этих словах; но можно пожелать им несколько недоверчивого к самим себе смущения, вместо слишком безпечного и самонадеянного спокойствия, которое может кончиться крайним и поздним смущением.

Смущается Мариам от слова неудобоприятного для Ея смирения: а мы не часто ли смущаемся от слов неудобоприятных для нашей гордости? Не только слова подлинно укоризненные и действия в самом деле оскорбительные скоро выводят нас из терпения; но и неприятности легкие, слова ненамеренные, обличения справедливые и умеренные – не возмущают ли нас до глубины души, до раздражения и ожесточения? Неочищенная от страстей душа, при самом слабом действии возмущающей причины отвне, как тинистая вода поднимает из глубины своей ил и прах, и ко внешнему возмущению присоединяет гораздо более тяжкое внутреннее помрачение.

Смущается Мариам, но не медлит укрощать смущение, удерживая и подавляя оное молчанием. А из нас, многих едва не каждое воскипение внутреннего неудовольствия не превращает ли в сосуд бродящего вина, или в огнедышащую гору, которая изливает палящую лаву и бросает камни на все окружающее? Как скоро искра безпокойного неудовольствия затлилась внутри тебя: тотчас возьми осторожность не дать ей внешнего воздуха, чтоб дым не превратился в пламя и пожар, не объял всего тебя; от чего бы ни произошло твое внутреннее смущение; закрой бережно твой сосуд – молчанием, и дай ему стоять – в терпении, доколе безпокойное брожение кончится и вино твое очистится.

Смущается Мариам, но побеждает смущение размышлением. Приимем и мы от Нея это орудие – для употребления его в наших внутренних духовных бранях. Как бы ни были разнообразны нападения; но слово разума, особенно изощренное поучением в слове Божием, как обоюдоострый меч может действовать во все стороны – к низложению врагов и к нашей безопасности. Например: кто возстает против тебя и возмущает мир души твоей? Укоризна?
– размысли: справедлива ли она? Если несправедлива: то значит стрела пролетела мимо тебя; от чего ж тебе быть больну, когда ты не ранен? А если справедлива: то не сетуй на укорителя как на врага, который наносит рану, но благодари его как врача, который открывает рану и побуждает тебя позаботиться об уврачевании ее.
– Обида ли, делом нанесенная, раздражает тебя?
– размысли; что лучше – обидчиком ли быть, или обиженным? Без сомнения лучше быть невинным, нежели виновным. Размысли и о том: лучше ли раздражаться, или терпеть? Раздражение может сделать вдруг и виновным, и более прежнего несчастным; напротив, терпением и непорочность сохраняется, и несчастье уменьшиться может.
– Собственные ли недостатки, несовершенные успехи в исправлении себя, внезапные падения и другие внутренние неустройства приводят тебя в смущение и уныние?
– Помысли, что смущение одно не исправляет и не усовершает, а уныние отнимает силу: и потому не должно медлить в безплодном смущении, должно воспрянуть от уныния, и неослабным подвигом приобресть победу над страстями и похотями, а с нею – душевный мир и радостную надежду спасения.
Благодать Богоблагодатной Мариами да будет со всякою душою христианскою в ее невольных смущениях, и да вспомоществует ей и утишать оные молчанием, и совершенно прекращать размышлением и молитвою, дабы безпрепятственно мог возглаголать к ней Ангел мира и неисторгаемо посеять в ней плод правды, который сеется в мире творящим мир[3].

Божия Матерь, Приснодева Мария есть высшее существо из всех сотворенных разумных существ, несравненно высшее самых высших ангелов, херувимов и серафимов, несравненно высшее всех святых человеков. Она – Владычица и Царица всей твари, земной и небесной. Она – Приснодева, то есть до рождения ею Богочеловека – Дева, в рождении Его – Дева, по рождении Его – Дева. Имя Мария дано ей по повелению Божию, и значит Госпожа.
К уразумению достоинства Богоматери, к уразумению его в том величии, в каком оно исповедуется Православною Церковью, руководствуют точные и подробные понятия о непостижимом деянии всемогущего Бога: о вочеловечении Бога-Слова.

Предвечное Слово – Сын Божий – силою творчества Своего составил Себе плоть во утробе Девы: зачался Богочеловек и родился Богочеловек. Сын по Божественному естеству соделался сыном и по естеству человеческому. <…> Дева, о зачатии которой возвестил ангел молящимся и оплакивающим свое неплодие родителям, которая соделалась плодом слезных молитв и постов, которая была дщерью праведников, которая ими посвящена от самого рождения Богу и сама по настроению духа своего посвятила себя всецело на служение Богу, – Дева была уже сама по себе сосудом весьма чистым. Чистота Девы тем была неприкосновеннее для ощущений чувственных, что ум Ее, постоянно направленный и прилепленный к Богу, даже не сходил к помышлениям о браке. Это засвидетельствовала она архангелу, благовестившему ей зачатие и рождение Сына[2]. Сосуд чистый, предуготовленный Богом при посредстве святых человеков и святых ангелов, сосуд чистый, предуготовленный собственным настроением, еще был предочищен Святым Духом к приятию всесвятого, невещественного семени – Слова. Когда Дева вопросила архангела о образе зачатия и рождения для безмужной, он объяснил Ей этот образ так: «Дух Святый найдет на тя и сила Вышняго осенит тя»[3]. Силою названо Слово. Слово Божие есть вместе и Сила Божия и Премудрость Божия[4]: «вся Тем – Словом – быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть»[5]. Низошел Дух Святый на чистую Деву, и еще ее очистил. Чистая по собственному состоянию тела и духа, соделалась чистейшею от творческого всесильного действия, произведенного в ней животворящим, очищающим, обновляющим, изменяющим, претворяющим Свои сосуды Духом Божиим.

Чистая Дева соделалась Пречистою, чуждою всякой скверны помышляемой и ощущаемой, соделалась благодатно-чистою, духоносною, божественною Девою. В такой обновленный и богоукрашенный сосуд, стяжавши от действия в нем Святаго Духа способность и достоинство приять в себя Бога-Слово, низошло Слово-Бог, сделалось во утробе Девы и семенем и плодом, вочеловечилось.

…Гряди, Ева, теперь уже трезвенная; гряди, Ева, некогда оказавшаяся невоздержной, но теперь уже постящаяся в лице своего потомства. Гряди, Ева, теперь уже не из рая изгоняемая. Гряди, Ева, теперь ставшая уже Саррой, рождающей детей не в печали, а в радости, не со скорбью, а со смехом. От тебя родится Исаак с многочисленным потомством. Снова взываю – гряди, Ева, теперь ставшая уже Саррой, о которой сказано было мужу: Выслушай Сарру, жену твою»[2]. Хотя ты и подчинена мужу, так как подчинение благопристойно тебе; однако, ты скоро расторгла приговор [о тебе], так что муж получает повеление слушаться тебя.

Если же она рождением прообраза Христова заслуживает того, чтобы муж ее слушался, то насколько более преуспевает [женский] пол, который, сохранив свое девство, породил Христа? Итак, гряди Ева, теперь уже ставшая Марией, которая даровала нам не только основание девства, но и принесла [нам] Бога. Вот почему, радуясь и ликуя о таковом даре, Исаия говорит: «се дева во чреве зачнет и родит сына и нарекут имя Ему Еммануил»[3], «что значит – с нами Бог»[4]. Откуда этот дар? Не от земли, конечно, но с неба избрал себе Христос этот сосуд своего снисхождения на землю, и освятил [этот] храм целомудрия. Чрез одну снизошел Он, но призвал многих. Почему Мария и получила то особенное имя Господне, которое обозначает «Бог из рода моего».
И ранее многие женщины назывались Мариями; в самом деле, и сестра Аарона называлась Марией[5]; но это имя – Мария обозначало горечь моря. Следовательно, Господь пришел в горечь человеческой бренности, дабы усладить горечь [нашего] состояния, растворив ее сладостью и благодатью Небесного Слова.

Это обстоятельство и прообразовал источник Мерра, сделавшийся сладким от дерева[6]; действительно, весь народ языческий, раньше горький от грехов, и даже [сама] плоть наша, вследствие умиротворяющего действия страданий Господних, переменились для иной жизни. <…>

О, богатства девства Мариина! Она раскалилась как скудельный сосуд и как облако пролила на землю благодать Христову! Ведь это о ней написано: вот Господь грядет восседая на облаке легком[10]. Поистине – легком, ибо она не знала бремени супружества; поистине – легком, ибо она облегчила сей мир от тяжкого греховного нароста. Легка была та, которая в утробе носила отпущение грехов. Вот она укрепила даже пребывавшего еще во чреве Иоанна[11], который на ее голос возрадовался и, будучи младенцем, радостно взыграл и воодушевился чувством обета прежде, чем исполнился дыханием животворного духа.

Итак, воспримите, воспримите же, священные девы, духовный дождь сего облака, – это срастворение телесного пыла – и погасите им все телесные пламенения, и увлажните им внутренние ваши мысли. Отцы наши возвестили нам о дожде этого священного облака[12], что он будет спасением мира. Пришествие этого дождя знаменовали те дождевые капли, ниспавшие на землю, о которых просил и которые получил Иеровоам[13]. Последуйте же за этим добрым облаком, которое произвело из себя источник, оросивший всю вселенную. Воспримите дождь благоволения (voluntariam pluviam), дождь благословения, который излил Господь на свое наследие. Воспримите воду и удержите ее в себе; будучи облаком, [Мария] пусть омоет и оросит вас священной влагой; будучи скудельным сосудом, пусть она согреет вас парением вечного духа.

Итак, примите же от этого «коноба Моавитского» миро небесной благодати, и не бойтесь того, что его не достанет, так как оно разлито и все более разливается, и благоухание его распространилось по всей земле, как написано: «миро излиянное имя твое: сего ради отроковицы возлюбиша тя»[14]. Пусть проникнет это миро в самую глубину сердца и в тайники недр [души]; чрез это миро святая Мария благоухала не мирскими прелестями, но дыханием божественной благодати.

Этот дождь угасил похотение (appetentiam) Евы; это миро уничтожило зловоние наследственного греха; это миро Мария, сестра Лазаря, излила на ноги Господа, и весь дом тогда заблагоухал, наполнившись благовонием благочестия[15].
Пусть ни одна не считает себя бедною, пусть ни одна не признает себя неимущею, пусть ни одна не опасается, что она не сможет купить этого драгоценного мира, и не думает, что этот источник подлежит продаже. «Жаждущие, – говорит (пророк Исаия), – идите на воду, и елицы не имате сребра, шедше купите,... и пийте без сребра»[16]. И выше говорит он: «туне продани бысте и не сребром избавистеся»[17]. Господь, будучи богатым, для того и соделался бедным, чтобы Его все могли купить, и особенно, чтобы обогатить своею бедностью неимущих. <…>

Подражайте же, дочери, той, к которой всецело приложимо предсказание пророка о Церкви: «украсишася стопы твои во обутиих твоих, дщи Аминадавля»[18]; это [сказано] потому, что Церковь прекрасно шествует вперед с проповедью Евангелия. Прекрасно шествует и та душа, которая пользуется телом как обувью, и без всякого препятствия может обращать свои стопы, куда хочет.

В этом-то обутии прекрасно шествовала Мария: она без какого-либо обычного плотского смешения пребывая девою, родила виновника спасения. Вот почему Иоанн превосходно сказал: «я недостоин развязать ремень у обуви Его»[19], т. е. недостоин обнять тайну воплощения человеческою ограниченною мыслию и выразить ее при посредстве убогой и бедной [человеческой] речи. Вот почему также Исаия говорит: «род же Его кто исповесть»[20]? Итак, прекрасны стопы, как Марии, так и Церкви, ибо прекрасны ноги благовествующих.

Как прекрасно и то, что под образом Церкви предречено о Марии; конечно, если только ты будешь обращать внимание не на телесные члены, а на таинства Его рождения. Вот что говорится относительно нее: «Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями»[21]. Это значит, что происхождение (ortus) Христово от Девы, простирающееся на всех, облегчило наше ярмо и увенчало шеи верных знаками добродетелей наподобие того, как победители на мирских сражениях обыкновенно украшают шеи деятельных мужей пожалованными [им] ожерельями.

Да и на самом деле чрево этой Марии – круглая чаша, в которой Премудрость растворила вино свое, споспешествуя полнотою Божества своего неоскудевающей благодати божественного ведения.

В этом девственном чреве вместе с тем был и ворох пшеницы, а равно произрастал и прекрасный цвет лилии, и действительно [Мария] родила зерно пшеницы и лилию. Зерно пшеницы – как о том написано: «аминь, аминь глаголю вам: аще зерно пшенично пад на землю не умрет, то едино пребывает»[22]. А что из одного пшеничного зерна образовался ворох, – в этом отношении исполнилось следующее пророчество: «и удолия умножат пшеницу»[23]; и действительно, это умершее зерно принесло весьма обильный плод. Это зерно, таким образом, насытило всех людей вечной пищей небесных даров, и в этом случае исполнилось то изречение пророческих уст, которое сказано тем же Давидом: «напита их от тука пшенична, и от камене меда насыти их»[24]. <…>

Милость Божия буди с вами!

Начинаю с того, что у вас в конце почти [письма] стоит, именно о неисправности ваших чувств в отношении к Божией Матери. Потрудитесь привесть их в напряжение. Сама же Матерь Божия и поможет в сем. Молитесь Ей и, сознаваясь пред Нею в сем, просите усилить ваше к Ней благоговеинство с упованием на Ее сильное заступление всестороннее.

Меня давно как-то спрашивала одна красавица, «за что так высоко чествуют Матерь Божию, не только выше всех святых людей, но даже Ангелов и Архангелов?» Я ответил: за то, что ни Ангелы с Архангелами, ни Херувимы, ни Серафимы не имели такого тесного и существенного участия в устроении нашего спасения, как Она. Устроение нашего спасения именуется воплощенным домостроительством. Надлежало Сыну Божию и Богу восприять в Свое лице естество человеческое, и без сего не могло быть устроено наше спасение. (Просмотрите «Начертание христианского нравоучения» первую статью из основ хр. жизни). Естество сие взято из Приснодевы чрез наитие Св. Духа и осенение силы Вышняго. Ангелы же и Архангелы служат при воплощении внешне, не входя внутрь существа дела воплощения; тогда как Божия Матерь в самое существо его входит. За то и чествуется выше всех тварей. В силу сего же существенного участия в воплощении, и заступление Ее за нас сильнее всех.
Что делаем, когда приобщаемся? Тело и кровь Христовы вкушаем. А оно во Христе откуда? Из Божией Матери. Потрудитесь, подумайте, и помолитесь. Да поможет вам сама Матерь Божия, чтобы мысль ваша и чувство вознесли Ее в вашем сознании превыше всякой другой твари! <…>

Благослови вас Господи всяким благословением! Спасайтесь!
Ваш доброхот Е. Феофан. 30 ноября 1893 г.

Итак, говорящие, что Он ничего не принял от Девы, заблуждаются, [так как] чтобы отвергнуть наследство плоти, они отвергают и подобие [между Ним и Адамом]. Ибо если один от земли получил свой состав и образование от руки и художества Божия, а другой не от руки и художества Божия, то он уже не сохранил подобия человека, созданного по образу и подобию Самого [Бога], и окажется несостоятельным художество [Божие], не имея в чем показать свою премудрость.

А это значит сказать, что Он и явился мнимо и как бы человек, когда Он не был человек, и сделался человеком, ничего не приняв от человека. Ибо если Он не принял от человека существа плоти, то Он и не сделался человеком, ни Сыном Человеческим; а если Он не сделался тем, что мы были, то Он не великое сделал, что пострадал и потерпел.<…>

Притом, излишне [в таком случае] Его сошествие в Марию; ибо для чего Он сошел в Нее, если ничего не хотел принять от Нее? И если Он ничего не принял от Марии, то никогда не вкушал бы происходящих от земли яств, которыми питается тело, взятое от земли, не взалкал бы, постясь сорок дней, подобно Моисею и Илье, так как тело Его требовало свойственной ему пищи; и ученик Его Иоанн, писавши о Нем, не сказал бы: «Иисус же утомившись на пути сидел»[2]; а Давид не провозглашал бы о Нем: «и приложили к болезни язв Моих»[3]; Он не плакал бы над Лазарем, не источал бы потом каплей крови, не сказал бы: «прискорбна душа Моя»[4], и не вышла бы из прободенного ребра кровь и вода. Ибо все это признаки взятой от земли плоти, которую Он восстановил в Себе Самом, спасая Свое создание.

Поэтому, Лука, показывает, что родословие от рождения Господа нашего до Адама содержит семьдесят два рода, соединяя конец с началом и давая знать, что Он в Себе самом восстановил все народы от Адама распространившиеся и все языки и [весь] род людей вместе с самим Адамом. Посему-то и Адам назван у Павла «образом будущего»[5], потому что Создатель всего – Слово предобразовал в отношении к Себе Самому будущее устроение рода человеческого чрез Сына Божия, так как Бог предопределил, чтобы первый человек душевный был спасен духовным (человеком). Ибо когда предсуществовал Спасающий, надлежало, чтобы произошло и спасаемое, дабы не попусту был Спасающий.

…Сообразно с сим и Мария Дева оказывается послушною, когда говорит: «се раба Господня; да будет Мне по слову Твоему»[6]. Ева же [была] непослушна, ибо не оказала послушания, когда была еще девою. Как она, имея мужа Адама, но будучи еще девою — ибо «оба они были наги в раю и не стыдились»[7], так как незадолго пред тем созданные, они не имели понятия о рождении детей, а надлежало им сперва созреть и потом умножаться, — оказала непослушание и сделалась причиною смерти и для себя и для всего рода человеческого. Так и Мария, имея предназначенного мужа, но оставаясь Девою, чрез послушание сделалась причиною спасения для Себя и для всего рода человеческого. И поэтому, закон обрученную мужу, хотя она оставалась еще девою, называет женою обрученного, сим указывая на отношение между Мариею и Евою… Потому что связанное не иначе могло разорваться, как чрез разрушение соединяющих связей, так что первые связи разрываются чрез вторые, а вторые в свою очередь освобождают первые. И вышло так, что первая связь разрешилась от второй связи, а вторая послужила к разрешению первой. И поэтому Господь говорил, что первые будут последними, а последние первыми[8]. <…> Господь, быв «первородным из мертвых»[9] и принимая в Свое недро древних отцов, возродил их в жизнь Божию, Сам, сделавшись началом живущих, как Адам сделался началом умирающих.

Посему и Лука, начиная родословие Господне возвел его к Адаму, показывая, что не они (праотцы) Его, а Он возродил их в Евангелие жизни. Таким образом и узел непослушания Евы получил разрешение чрез послушание Марии. Ибо что связала дева Ева чрез неверность, то Дева Мария разрешила чрез веру.

«Слово Плоть бысть»[2]. Соединение Творца и твари – начальный момент Нового Завета, «главизна нашего спасения». Это первый значительный момент жизни Божией Матери, ставшей уже не только Девой и Приснодевой, но и Матерью Создавшего вся, всю тварь и Ее Самую в том числе. Это тайна, недоведомая нам по немощи нашего рассудка. Какой бунт для разума! Как трудно гордому уму «человека мыслящего» сказать это слово: Богородица. <…>
Соединение сие совершается в месяц шестый, когда был послан Архангел Гавриил. И о нем говорится в наших дивных книгах богослужебных: Минеях и Триодях и в Четьях-Минеях, Прологах и Поучениях, которые дополняют и разъясняют красоту нашего богослужения и его таинственного смысла. В этих книгах так много указано и дополнено боголюбивыми святыми отцами к тому, что кратко записано в евангельском повествовании.

Вслушаемся в эти чтения на Благовещение в монастыре на утрени или в трапезной… Устами св. Иоанна Златоуста повествуется о том величайшем событии Благовещения и воплощения[3].

Событие Благовещения произошло в Назарете. В грешном языческом Назарете, а не в иудейском святом граде Иерусалиме. «Неславный Назарет Христа Господа нашего зача; славный же Иерусалим Его распя. Мал Вифлием Его роди, Великий Иерусалим на смерть искаше». По исполнении этого срока посылается Архангел от Бога. Трогателен разговор между Богом и Гавриилом, разговор, о котором не упоминает евангелист Лука, но который так ясно угадывает св. Иоанн Златоуст:
«Иди убо в Назарет град Галлилейский и тамо приидеши, первее Деве радость благовещения принести, еже Ева иногда погуби». И увещает Бог Ангела, как сей должен себя вести и что должен говорить Деве, чтобы не смутить Ее чистой души, чтобы не искусить, как иногда смутил и искусил праматерь Ее змий. И се вот посылается Ангел бесплотный на землю. «Свободный от греха к Непознавшей истление», «послан Гавриил, да между созданием и Создателем уневещение совершит». «Глаголет ко Деве Ангел, да не к тому беседует с женой змий, якоже в раи иногда». И он благовествует Ей величайшую радость, которою должен спастись весь грешный мир.

Все богослужение дня Благовещения преисполнено двух моментов: радости о грядущем спасении и соединения тварного мира с горним, твари с Творцом, ибо в этом весь смысл празднуемого события.

«Бог человекам соединяется, да радуется тварь»…
«Да веселятся Небеса и радуется земля, ибо, о чудесе, Бог в человецех»… Невместимый в ложеснах, Безлетный в лета»… «Сын Божий — Сын Девы бывает»…

В нашем богослужении образ Божией Матери отображается со всей чистотой и ясностью вселенского, апостольского учения. Он чужд болезненной мистики средневековья, нездорового обожествления западной схоластики и преклонения перед Мадонной, неизбежно приведшего к «догмату» непорочного зачатия и воздвигшего Божию Матерь на высоту, равную Богу и принадлежащую по достоинству только Ему.

Мадонна, чуждая первородного греха, дерзостно названная «перворожденной дщерью Бога», достойная не только молитвенного призывания, но и равного Богу поклонения могла явиться под влиянием только насыщенной атмосферы средневековой мистики. В таком случае получается: или Христос Спаситель нам чужд, неединоприроден по человечеству, если Он рожден от безгрешной Девы, или Сама Божия Матерь совершила задачу искупления, восстановила род людской, и тогда всуе пришел Спаситель. Впрочем, подобные рассуждения в наши дни вызывают попытки несколько неудачного подкрепления и редакционных поправок к новому догмату со стороны не только латинских догматистов. Само понятие и слово «мистика» противно и чуждо православному религиозному сознанию, его здоровому, ровному, устремлению духа и совершенно исключается целомудренной любовью к Богу, без всяких вывертов, хлыстовства и надрыва. Православие совершенно не нуждается в ссылках и заступничестве всевозможных латинских и прочих западных авторитетов, к которым любят прибегать в наши дни.

В православном сознании живет образ Девы Матери, рожденной, как и все человеки, естественным путем от обычных людей, испытывавшей нападения различных искушений и подверженной общему закону первородного греха, но снискавшей у Бога благодать смирением, чистотой и любовью, предочищенной Духом Святым к приятию благовестия и к вмещению в Себя Невместимого. Божия Матерь так близка нам по рождению, по Своему образу, по жизни между людей. Она вышла из этой мирской, грешной, человеческой среды, Она одновременно и Божия Матерь и Человек, что так сродняет нас с Ней, приближает Ее к нам, делает нашей близкой Ходатаицей, Заступницей, нам родной, нас понимающей и к нам снисходящей.

Таким понятным в Православии становится частое явление Царицы Небесной праведникам и в чудотворных иконах с такими для нас трогательными названиями: «Слово Плоть бысть», «Утоли моя печали», «Скоропослушница», «Умягчение злых сердец», «Всех скорбящих Радосте», «Нечаянная Радость» и многих-многих других. Так, по особому близок нам праздник Покрова Божией Матери.

В нашем православном богослужении удивительно изображен этот момент Благовещения; весь праздник полон такого глубокого понимания воплощения. Весь утренний канон представляет собой поразительный диалог между Архангелом, слетевшим в Назарет град, и Пречистой Девой, приемлющей радость Благовещения. Обыкновенно принято читать этот канон на два голоса ради большего уподобления этого диалога тому божественному разговору небожителя с Богородицей.

То, что Благовещение чаще всего совпадает с Великим постом, еще более способствует оттенению момента смирения, покаяния, греховности. Часто в этот канон вплетается великопостный трипеснец покаянного содержания, полный плача о грехе. Удивительная картина раскрывается в литургическом сознании того дня.

Ангел приносит на землю весть благую о том, что Дева снискала благодать у Бога и что Она бессеменно зачнет и родит Безлетнаго. И смиренно недоумевает Отроковица о сем чудесном явлении, о неизъяснимом образе рождения, ведь Она не знает мужа. В сколь нежных тонах и оттенках передается в этом божественном разговоре смущение Девическое, чистое и, с другой стороны, настоятельное от Ангела Ей увещание. Словами не передать этой чудесной беседы, не пересказать языком человеческим тех богодухновенных слов. На протяжении всего канона безплотный Посланец настаивает, а Дева смиренно недоумевает…

И вот, когда на восьмой песни [канона] воспевается Богу хвала во веки и когда в обычные непраздничные дни мы в песнях возвеличиваем Богородицу и Матерь Света, в этот момент на настоятельное увещание Архангела Гавриила, на обещание того, что Дух Святой найдет и осенит, отвечает Дева слова, преисполненные всякого смирения, кротости и любви: «Являешися мне Истины вещатель, радости бо общия пришел еси благовестник! Душу убо очистих с телом и по глаголу твоему буди мне, да вселится Бог в Мя, к Немуже вопию с тобою: благословите вся дела Господня, и превозносите Его во веки»… В этих словах — сильнейший довод против наших, «православных» богословов, тяготеющих к латинскому «непорочному зачатию». Интересно бы узнать, отчего считает себя очищенной Богородица, если Она уже ранее того была изъята из общего закона греха?

Этими словами канона окончен диалог. Отлетает Посланец высших Сил, и «купно со словом архангеловым зачатся в чистой утробе Ея Сын и Слово Божие, благоволением и советом Отчим и содействием Святаго Духа».

Тотчас же хор превозносит песнь ликования:
«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!» — и заливаются все колокола малиновым переливающимся, заливающимся, захлебывающимся от радости звоном, и песнословит вся церковь девятую песнь — ирмос и припев — и снова ликует хор:
«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!»
Звенят колокола, могучий благовест несется по стогнам градов, по полям, по лесам, по горам и рекам и действительно точно в сонном полузабытьи, дремала вся земля, и мучительно и томительно ожидал весь людской род этого момента смиренного признания Своего величия: «се раба Господня, по глаголу твоему буди Ми»…

«Благовествуй, земле, радость велию!» … и радуется всякая тварь: ангельский собор и человеческий род… Вся земля, вся тварь, весь мир, все-все!.. Все преисполнено радости и без конца звучит этот припев то с одного, то с другого клироса, раздается в душе, в сердце, звучит в ушах, наполняет собой все.
«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!»…
Как все дивно продумано и скреплено воедино в нашем православном богослужении. Еще на вечерне, в полумраке мерцающих лампад, после обетования Грядущего Мессии, в пении «Свете тихий», слышен из мрака веков и забытого далекого Ветхого Завета голос пророчества о Жене, от Которой родится Спас миру. Боясь смутить неутвержденность и слабое религиозное сознание Израиля, боясь его склонности к языческому заблуждению, робко, в неуверенных образах рисует бытописатель этот грядущий образ Девы. В аллегориях и символах является Ее образ. То это Лествица, то Врата, то Купина, то Дом Премудрости. И к исполнению времен, ко времени, предреченному для искупления, на протяжении всей всенощной благовествована эта радость спасения от Девы.

В блеске свечей и светильников, лампад, паникадил, в клубах благовонного кадильного дыма, в перезвонах колоколов, несущихся над всей землей, уже дышащей зачатком весенней жизни, льется это пение всего человечества, радость всего рода:
«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!».
И исполняется славы дом Господень, вся земля, весь мир.
«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!».

Это один из особенных моментов в жизни Пресвятой Девы. Та икона, на которую молился преподобный Серафим, — «Умиление», Божия Матерь, еще не зачавшая Предвечного, до Благовещения, написанная без звезд Приснодевства, являет собой соответствие этому смиренному ожиданию утреннего богослужения перед девятой песнью, этому еще молчаливому созерцанию. Церковь молчит. Мерно струится рокочущий голос чтеца, читающего канон, перерывается изредка столь знакомым пением ирмосов богородичного канона: «Отверзу уста моя». Церковь в полумраке, свечи редко теплятся, лампады мерцают перед иконостасом. Все в напряженном ожидании, в какой-то натянутости. И вот после признания Богородицею Своего смирения, то есть после зачатия, как только Церковь это в своем богослужении осознала, тотчас же мощными ударами разливается малиновый звон, льется благовест над землей своими переливами, гамма насыщается благодатным многоцветием жизни. Загорается вся церковь огнями, и перекатывается, льется, переливается, звучит с клироса на клирос всецерковный восторг:
«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!»
Весна пришла, земля дышит, пар идет от полей, от чернозема, клейкий запах почек струится над деревьями. Вся земля благовествует, всякая березка и цветок участвует в общей радости всей твари. Благовещение — это праздник благословенной твари. В одном рождественском песнопении говорится о том, какие дары принесли Творцу, кто чем Его благодарил: «Ангели — пение, небеса — звезду, волсви — дары, пастырие — чудо, земля — вертеп, пустыя — ясли, мы же (то есть люди, человечество) — Матерь Деву».

Она — венец твари. Она ближе всего к этой твари, и поэтому-то мы так близко чувствуем, воспринимаем Ее…

Нигде так не ублажается Пресвятая Дева Мария, как в богослужениях праздника Благовещения. Здесь Она прославляется, как Виновница нашего спасения. «Днесь спасения нашего главизна», говорится в праздничном тропаре. Но тот же тропарь указывает нам и причину, почему Дева Мария так чествуется Церковию: «Сын Божий Сын Девы бывает и Гавриил благодать благовествует»«. Потому Дева Мария прославляется, как Виновница нашего спасения, что Она сподобилась быть Матерью Сына Божияго и даровала нам возможность получать благодать Святаго Духа, чтобы делаться нам сынами Божиими по благодати и наследовать здесь, и особенно в будущем веке, божественную славу.

Отсюда становится понятным, почему мы вместе с Церковью ни к кому из святых и ангелов, а только к Ней одной, как и ко Христу Спасителю, обращаемся с молитвенными словами: «спаси нас», ибо, как учит еп. Феофан Затворник, только Она одна имела особенное, внутреннее участие в деле нашего спасения. Для этого спасения надо было воплотиться на земле Богу. Откуда Господь взял тело Себе? Из утробы Пречистой Девы Марии. Затем, Господь говорит нам: «аще не снесте плоти Сына Человеческаго, ни пиете крове Его, живота не имате в себе»[2]. Значит, без причащения св. Христовых Таин нет нам спасения.
Откуда же это Тело и Кровь в божественной Евхаристии? Опять из благодатных девственных недр Пречистой Девы Марии. Так дивно участвовала в спасении человеческаго рода Матерь Божия, давши из Себя тело Богу для Его воплощения. Так Она продолжает спасать и будет спасать нас до кончины мира через таинство Божественной Евхаристии. Вот почему Матерь Божия имеет такое молитвенное дерзновение перед Сыном Своим, Господом Иисусом Христом. Если Бога будет умолять о нас вся Церковь земная и небесная со всем Ангельским воинством, со всеми святыми, то не получится такой силы молитвеннаго ходатайства, какое принадлежит Ей одной, нашей Заступнице, Пресвятой Деве Марии.

Поэтому будем во всех наших скорбях и напастях молитвенно прибегать к Божией Матери с непреложным упованием, что каждая наша молитва, обращенная к Ней, будет Ею услышана. Тебе трудно отстать от великаго греха, к которому ты пристрастился? – Молись Матери Божией и Она поможет тебе сбросить тяжкия цепи царствующаго над тобою греха. Ты лишился места и остался без средств к жизни? – Молись Ей и Она поможет тебе. Ты находишься в унынии, в смертельной тоске? – Как можно чаще произноси молитву: «Богородице Дево, радуйся», или: «Не имамы иныя помощи», или просто взывай: «Матерь Божия, прости меня, Матерь Божия, обрадуй меня». И Она, Утешительница и всех скорбящих Радость, отрет твои слезы рукою Своею и обрадует тебя скорою Своею дивною радостию.

Но вот, могут сказать: как горячо мы молились Божией Матери, но Она не исполнила нашей молитвы. Ответим на это словами св. Иоанна Златоуста. «Когда, – говорит он, – Господь не исполняет наших молитв, это верный признак, что благо, испрашиваемое нами, нам не на пользу и что Он, милосердный, в ответ на нашу молитву, хочет дать нам несравненно большее благо, чем то, которое мы у Него просим». Поэтому будем, возлюбленные, всегда помнить, что ни одна наша молитва к Божией Матери не является безплодной, ибо слишком велика Ея любовь к нам и всесильно Ея заступление за нас перед престолом Божиим.

Спасительно, наконец, нам памятовать, что такое заступление Божия Матерь приобрела от Бога не только, в силу внутренняго участия в деле нашего спасения, но и в силу Своего дивнаго смирения. Об этом смирении свидетельствуют следующия слова одной из благовещенских стихир: «да не прельстиши Мене лестию, не познах бо сласти, браку есмь непричастна. Како убо Отроча рожду»? Эти слова являются перифразом слов Девы Марии из Евангелия: «како будет сие, идеже мужа не знаю»[3], которыя сказала Она Архангелу Гавриилу в ответ на его благовестие.

Эти слова весьма для нас назидательны, ибо свидетельствуют, что Дева Мария получила такую великую славу от Бога не без Своих заслуг. Они прежде всего указывают нам на полную противоположность между первою матерью всех живущих – Евой и второю матерью всех духовно живущих – Пресвятою Девою Марией. Первая прельстилась диавольскими словами лжи: «будете яко бози»[4], а Вторая боялась прельститься даже словами божественной истины, т. е. благовестием о грядущей необычайной Ея славе, быть Матерью имеющаго воплотиться от Нея Бога[5]. Поэтому от первой Евы, вследствие ея тщеславия, началась гибель человеческаго рода, а вторая Ева – Дева Мария, благодаря Своему смирению сделалась основою спасения человечества.
Какой же спасительный урок преподает нам здесь св. Церковь? – Мы должны подражать Пречистой Деве Марии в Ея смирении. Через это смирение Пресвятая Дева соделалась Матерью Бога и получила великую божественную славу, как об этом Она Сама свидетельствовала в Своем гимне перед праведной Елизаветой в словах: «яко призре на смирение рабы Своея; се бо отныне ублажат Мя вси роди»[6].

Этому смирению Божией Матери всегда подражали святые в своей духовной жизни и в благодатной своей славе, и чем более в них блистала благодать, тем более они смирялись. Так, Ап. Павел называл себя рабом своих духовных детей[7]. Св. Серафим Саровский, который двенадцать раз удостоился дивных явлений ему Пречистой Божией Матери и был вознесен, подобно Ап. Павлу, до третьяго неба, иначе не называл себя, как убогим и грешным Серафимом, кланялся мирянам до земли и даже целовал у них руки.

Будем и мы, возлюбленные, вместе с угодниками Божиими подражать смирению Божией Матери. Поэтому, когда люди будут хвалить нас, вспомним слова пророка Исаии: «Блажащие вас льстят вы, и стези ног ваших возмущают»[8]. Не будем подобны безплодному древу, пустыя ветви коего всегда устремляются вверх и которое, по словам Христа, срубают и бросают в огонь. Но будем подобны древу, ветви котораго, от множества на них плодов, склоняются к земле.

Такому смирению да научит нас Сама Пречистая Божия Матерь и да укрепит нас, чгобы не впасть нам в пагубную прелесть через самомнение и тщеславие, чтобы быть нам всегда в православной вере и благодати Святаго Духа. Тогда мы станем истинными чадами Божиими и будем всегда находиться в единении со Христом, вкушать радость этого единения еще здесь на земле и особенно в будущем веке, в небесном Царствии Христовом, ради молитв нашей Заступницы Пречистой Девы Марии. Аминь.